Окончание статьи, начало здесь
"Редким человеком был Николай Федорович Лапшин, художественный редактор "Ежа". Хороший живописец, приверженец французских импрессионистов, почитатель А.Марке, он, кроме того, безупречно знал полиграфию и книгу. Простой и мягкий человек, Николай Федорович всегда с добродушной улыбкой сидел за столом редакции, расклеивая очередной макет журнала. Лапшин был образован во многих областях культуры и искусства, знаток и собиратель редких старых почтовых марок. Соратник и товарищ Лебедева и Тырсы, он - их сподвижник в создании детской книги" - из воспоминаний художника Валентина Курдова.
В 1931 году, вернувшись из отпуска, Лапшин обнаружил два висящих рядом приказа: из «Молодой гвардии» он уволен с оставлением в «Еже», из «Ежа» уволен с оставлением в «Молодой гвардии». Наступил вынужденный период преподавания, как записал художник: «Почему-то к концу 1932 года я был в большом затруднении, и в творческом и в материальном. …В это время мне кто-то дал листок папиросной бумаги, на котором были напечатаны условия участия в международном конкурсе на иллюстрацию книг, объявленном издательством «The Limited Edition Club» в Нью-Йорке».
Издательство это, ориентированное на раритетные книги для коллекционеров, к тому времени среди прочего выпустило "Улисса" Джойса с иллюстрациями Матисса и "Метаморфозы" Овидия с иллюстрациями Пикассо.
Из представленного издательством списка Лапшин выбрал «Путешествие Марко Поло», задумал книгу как единое целое и сделал, как он вспоминал: «Только образцы рисунков, только макет оформления, и, посылая, был очень далек от того, что она обратит на себя внимание». Поэтому, узнав о присвоении ему первой премии, решил, что речь идет о художнике - его московском однофамильце.
Затем была встреча в Москве с директором американского издательства; организованный москвичами банкет, на котором виновника торжества чуть не потеряли; и долгое ожидание аванса, все же пришедшего художнику. К осени 1933-го, работая в деревне Батово, он заканчивает около 200 рисунков к книге. Затем было необходимо приехать в Америку, чтобы завершить работу над изданием, но Лапшину было отказано в заграничном паспорте. Итоги победы в международном конкурсе, с участием 400 художников и единственной премией в 2500 долларов были следующие: деньги получены почти полностью; книга издана так, как это возможно без участия автора; заграницу его для участия в процессе подготовки и печати не выпустили. Ленинградские коллеги обошли победу в конкурсе практически молчанием, только художник Владимир Лебедев откликнулся фразой: «Фокса поймал» - то есть не готов был оспаривать справедливость решения жюри, но и поздравить своего товарища с победой не смог, списал всё на случайность.
Лапшин был уверен: «В этих рисуночках кистью я сделал попытку собрать себя, подытожить все, что я знал, чувствовал, что я хотел сказать». В дальнейшем успешным практическим результатом сотрудничества с издательством «The Limited Edition Club» станут иллюстрации к «Титу Андронику» Шекспира.
Во второй половине 1930-х Лапшин участвует в оформлении спектаклей, преподает, много работает акварелью с пейзажем и пробует на таком же уровне освоить масляную живопись. Этот период пройдет под знаком дружбы с Александром Семеновичем Ведерниковым – «друг Семеныч» будет с Лапшиным до конца его жизни и запишет осенью 1941-го один из вариантов автобиографии, надиктованной ослепшим товарищем.
Жена художника Вера Васильевна Спехина (1894-1942) не взяла фамилию мужа и подтрунивала над ним, напоминая ему, что он - сын купца 2-й гильдии а она - дочь купца 1-й. Сводным братом Веры Васильевны был писатель Леонид Пантелеев. Сын Миша - мальчик с трагической судьбой: в двенадцать лет в январе 1942-го пережил смерть матери, когда отец находился на излечении в помещении гостиницы "Астория". Практически ослепшему Николаю Федоровичу и его сыну ЛОСХ вытребовал разрешение на эвакуацию. В феврале 1942-го, за два дня до отъезда, Лапшин умирает. Друзья художника Власов и Курдов спасли оставшиеся в квартире работы и помогли мальчику уехать из Ленинграда в Тюменскую область, где располагался детский интернат.
В.А. Власов вспоминал, что к 1934 г. «сложилась та система работы, которой он /Лапшин/ неизменно придерживался до конца. Все, что он делал, он делал «а-ля прима», в один заход без доработок, без поправок и изменений. В этом заключался тот метод, к которому он стремился, который считал единственно верным. Ясность мышления – ясность осуществления. …Как он утверждал, разработанный им метод, осуществлял гораздо совершеннее, чем он сам, его друг А.С. Ведерников. …Каждая работа выполнялась на основе строгой концептной формулы, к нахождению которой в каждом случае в значительной мере и сводился весь творческий процесс. Реализация же этой формулы предполагала неизменную технику, которая, в общем-то была достаточно проста и элементарна и почти исключала неудачи. Эта формула включала в себя и образ, и колористический строй, и формальную задачу, точный цвет который уже заключен был в самой формуле. По этому же пути шел Николай Федорович и в своих книжных работах: – определялся формальный принцип решения книги со всей ясностью и категоричностью и затем уже чисто технически осуществлялся. Может быть, больше всего в искусстве Лапшин ценил логику и ясность».
В своей собственной жизни и работе в искусстве, художнику, по его размышлениям, как раз не хватало двух названных выше качеств. «…Какая масса времени потрачена совершенно зря. То ли от личных моих свойств – неуверенности в себе, то ли от отсутствия среды искусства и неумения создать эту среду. Не было хорошей школы, не было традиции, нужна была «переоценка ценностей»». И далее в тексте приводятся два образца, поразивших «реалистичностью – совпадением зрения на мир» – картины А. Марке и эскизы портретов к «Заседанию Государственного Совета» И. Репина. Примеры, характеризующие два противорасположенных лагеря творцов: виртуозов-исполнителей и демиургов-композиторов.
Лапшин намечает «линию своего развития», дает краткий перечень искусств, через которые она проходит – там мы находим рисунки коптских тканей, византийские фрески, Гойю. Мысленно пытаясь соединить «линии развития», мы получаем сеть, паутину, ловчее устройство. И читаем, совершенно логично, в завершающем абзаце: «чем свободнее метод, тем живее картина. Чем меньше движения кисти… – тем свежее живопись. Материал не только средство передачи натуры, а воссоздание восприятия натуры в живописном материале. Отсюда, далеко не сразу, я сделал выводы».
Обстоятельства смерти Лапшина в блокадном Ленинграде до сих пор оказывались намного популярней подробностей его жизни. Трагедийная ясность последних месяцев художника словно мешала почувствовать диапазон его непростой и объемной творческой биографии. Чему, в основном, способствовала его бытийная и художническая позиция – сдержанная, сомневающаяся, не спешащая с выводами. В апреле 1941-го, незадолго до внезапной потери зрения, Лапшин записал: «Необходимо иметь отношение к искусству, интерес к нему, только тогда висящая на стене бумага с чем-то нарисованным на ней вызывает субъективное переживание и отсюда и оценку… А искусство может дать только то, что может и часто не то, что хочется критику».
Подписывайтесь, комментируйте, поддерживайте мой канал, а я продолжу свое искусствоведческое дело и буду рассказывать про таких малоизвестных художников как Николай Лапшин.
Поддержать —
сбербанк 2202202334885005
https://sobe.ru/na/p27250M6k169
https://www.donationalerts.com/r/iskusstvoveduspensky
